возвращаю рассказ на место Тишина. Жуткая, каждый раз неожиданная, ватная.
Уже две недели, каждый день Кейн пробирался через нее к себе в каморку. Хруст разбросанного мусора, на который он каждый раз так старательно наступал, не мог разорвать кажущуюся липкой массу, заполнявшую всю его сущность.
Тишина.
На станции, которая еще совсем недавно напоминала большой улей, гомонящий сотнями людских голосов – тишина.
***
А как здорово все начиналось! Оркестр, цветы, улыбки, фото- и кинокамеры… Газеты выпячивались передовицами: «Человек впервые ступит на поверхность Ионы!», «Будет ли Иона второй Землей?», «Иона – обретенный рай?»
Ад! Вот во что превратилась ваша Иона! Хотели устроить из нее Эдем? Получите преисподнюю, потому что сюда пришел человек! Может, когда-нибудь в учебниках и появится новая глава о «сенсационном открытии в области ядерной физики», объясняющая причины взрыва, превратившего оазис в мертвую пустыню. Но тем, кто остался в живых в этой консервной банке с гордым названием «Покоритель», сединой, нервными расстройствами и кое-чем похуже аукнулось любопытство одного из членов экспедиции. Всего-то надо было НЕ залезать на странные уродливые холмы и НЕ бурить в них скважину. Это же не Земля! Иона такого не простила.
Погибли практически все. Большая часть состава, находившаяся в эпицентре – мгновенно. Еще несколько человек без защитных костюмов готовились к выходу наружу. Благо атмосфера была идентична земной. Створки ворот малого ангара, где стояли люди, успели открыться ровно наполовину, когда сработала аварийная сигнализация. Помещение тут же блокировалось, но путевку на тот свет получили все. Все, кроме пятнадцати человек отдыхающей смены.
***
Как же эти пятнадцать хотели жить! Хватались за все подряд, не успевали, бросали, ругались, плакали, молились. Пока не стало ясно, что бесполезно что-либо делать и к чему-то стремиться. Помощь вряд ли могла прийти. Вместе с отчаянием уходила вера в жизнь. Потерявшие ее окончательно ложились вечером на койки, чтобы утром уже не встать. Они безразлично смотрели в одну точку, изредка принимая еду, приносимую для поддержания хотя бы жизни физической. Тех, кто еще цеплялся за возможность выбраться со станции, ко вчерашнему вечеру оставалось всего пятеро.
***
В среду вечером Стив, второй механик, обнаружил во втором отсеке еле видимую разгерметизацию. Пришлось наскоро ставить заплату и закрывать помещение наглухо. На всякий случай. Этот отсек был предпоследним из жилых. От подземных толчков внешняя обшивка во многих местах лучилась трещинами, грозившими вот-вот разойтись совсем, и люди просыпались по ночам в холодном поту, заслышав малейший треск. Опасность была всегда рядом: она жила вместе с ними в стенах, в резервуарах с водой и воздухом, в неработавших камерах внешнего наблюдения, в полупустых полках кладовой.
Повар Тэд, никогда не унывающий негр-здоровяк, делил остатки продуктов, уменьшая их в геометрической прогрессии. Он постоянно шутил: мол, для того, чтобы сэкономить, достаточно просто приготовить еду так, чтобы невозможно было ее съесть. Но, к своему «стыду», готовить плохо Тэд не умел, и кухонная кладовка пустела с угрожающей скоростью.
Третьим был сам Кейн. Единственный программист на всю эту махину, начиненную электроникой и управляемую, или, скорее, уже почти не управляемую из небольшой комнаты около стыковочного приемника. Кейну стоило нечеловеческих усилий восстановить часть системы, умершей после взрыва, и в последние дни он пытался все-таки настроить связь с Центром и вызвать помощь. Мощности работавшей станционной аппаратуры не хватало, чтобы сигнал прошел через насыщенную радиацией атмосферу. Приходилось либо ждать, пока уменьшится излучение, либо… И Кейн бился над решением этого второго «либо». К вечеру он автоматически нажимал на кнопки клавиатуры, напрягая уставшие от монитора глаза, а утром снова приходил паять, настраивать, корректировать, писать и глотать литрами кофе.
Рядом с Кейном постоянно крутился дурачок Вацлав. Его взял с собой на станцию в качестве талисмана погибший при взрыве капитан. Говорили, что Вацлав несколько раз спасал капитану жизнь. Но везению когда-нибудь приходит конец: капитана больше не было, а Вацлав теперь слонялся из угла в угол, таращил на всех белесые, навыкате, глаза и улыбался. К постоянной идиотской улыбке привыкли, и не обращали внимания на безобидного и незлобивого дурачка. После взрыва Вацлав понял только, что дорога домой начинается со стыковочного приемника и тихо сидел в комнатке Кейна, иногда показывая рукой на стеклянную стену, за которой зиял темнотой пустой ангар, и при это мычал что-то похожее на «мама». Капитана он не вспоминал.
Доктор Такерт, пожалуй, был самой яркой фигурой среди пятерых. Очень резкий в своих суждениях, и неприятный в общении. Но его энергия и работоспособность всегда вызывали уважение. После взрыва к доктору стали относиться с еще большим почтением: он почти не ел, не спал, стараясь облегчить участь людей, которые успели войти на станцию, получив смертельную дозу облучения. Их кожа покрывалась волдырями, лопалась и гноилась. В медотсеке страшно воняло, но доктор не выходил, пока его не вытащили оттуда в полуобморочном состоянии: помочь несчастным не смог бы никто. При всем этом дистанция между доктором и оставшимися на станции людьми так и не сократилась. Даже в те редкие часы, когда команда собиралась вместе, доктор всегда садился поодаль, рассматривал в сотый раз старые журналы и говорил в основном только тогда, когда его спрашивали.
Такерт был единственным, кто не переносил Вацлава и несколько раз пытался убедить товарищей по несчастью в опасности, исходящей от дебила.
– Поймите, действия таких людей непредсказуемы. Сейчас он спокоен, да. Но подобные больные очень внушаемы, любая резкая смена обстановки способна проявиться в самой негативной форме поведения! Его необходимо изолировать! Вы же не хотите однажды утром оказаться лежащими в луже крови и с ножом в горле?!
Тед и Стив кивали головой, предпочитая не вступать в споры. Однако слов поддержки доктор от них не получал.
Каждый раз в таких случаях за Вацлава вступался Кейн, приводя в пример время их совместного существования «до» и две недели «после» катастрофы. Ему было очень удобно, что дурачок был рядом. Тот беспрекословно выполнял элементарные задания, вроде «принеси-подай», не спрашивал каждый час, не наладил ли Кейн связь и был для него даже кем-то вроде друга, который одним своим присутствием скрашивал тяжелые часы и дни, помогая не отвлекаться на одиночество. Непредсказуемость исключалась.
Доктор не унимался, и в ссорах с Кейном выходил из своей раковины, повышая голос до крикливых ноток. Упорное противостояние неспециалиста задевало его профессиональную гордость.
– Вы не можете знать, как в его голове повернется обычная для вас ситуация, и то, что он нормально перенес катастрофу – не показатель. Он спал в это время, вы все это знаете, – лицо доктора от волнения покрывалось красными пятнами, но его пафос никого не убеждал.
Такерт при встрече с дурачком смотрел на него все мрачнее, и бормотал ставшее своеобразной визитной карточкой «Вот увидите». В последние несколько дней доктор начал забирать Вацлава в медотсек, объясняя свою заинтересованность проведением неких психологических опытов, но остальные только посмеивались, понимая, что Такерт пытается выполнить свои предостережения на практике. Своего он достиг – дурачок реже ходил по станции, и еще реже сидел рядом с Кейном. Хотя тому, по правде говоря, было уже не до Вацлава. Попытки усилить сигнал увенчались успехом, и Кейн, как прОклятый, сидел последние двое суток около монитора, посылая сообщения через каждые пять минут. Он так и заснул вчера: сидя, уткнувшись головой в клавиатуру.
***
Этот день начался с очень неприятного события. Утром Такерт вызвал Кейна к себе и объявил, что больше не сможет выходить из медотсека, и им всем придется обходиться без него. Общение с облученными больными сказалось самыми худшими последствиями. Во время этого разговора взгляд доктора был необычно тускл, движения вялы, и Кейну казалось, что перед ним совершенно незнакомый человек. В сложившейся ситуации здоровых людей на станции оставалось всего трое, а известий о помощи до сих пор не поступало. С трудом переставляя ноги и задыхаясь в тишине коридоров, Кейн дошел до рабочего места и обнаружил там Вацлава, удерживать которого в медотсеке было уже некому. Тот сидел в привычной для него позе и при виде Кейна даже не шелохнулся, непрерывно вглядываясь в темноту за стеклянной стеной. От дома его отделяли эта стена, ворота в ангар и огромное пространство космоса.
На мониторе мигала какая-то картинка, и Кейн чуть не споткнулся, бросившись к пульту управления. Картинка оказалась письмом, ответом из Центра, содержащим время прибытия спасательной капсулы и многочисленные инструкции для подготовки стыковочной операции. От возбуждения пальцы никак не попадали на нужные клавиши, но, в конце концов, бесценный документ был распечатан. Нестабильная система могла дать сбой и уничтожить единственный путь к спасению.
Подсчитав, что до стыковки осталось не больше двух часов, Кейн попытался успокоить расшалившиеся нервы. Делать, надо было начинать что-то делать, и Кейн набрал код, открывающий дверь в ангар. Вот ведь сюрприз будет, когда он, подготовив все к отлету, совсем скоро сообщит товарищам о долгожданном избавлении. Надевать защитный костюм слишком долго, теряются драгоценные мгновения, а за стеной работы всего лишь минут на двадцать.
Два, один, ноль. Звонок. Стеклянные створки разъехались в стороны, пропустив человека в черноту, и закрылись обратно. Удивительно, но теперь в ангаре стали видны все приборы. Действовать придется очень аккуратно, малейшая неточность грозит провалом. Набрав в грудь побольше воздуха, Кейн с опаской покосился на ворота шлюза. Они служили защитой от радиации более чем в тысячу рентген.
Выдох.
Руки дрожат, поднимая тяжелые кабели, разметавшиеся змеями по полу ангара. Автоматика отказала во время взрыва, и восстанавливались только самые необходимые системы. Теперь же надо было вручную подсоединять внешние ворота к станции. Кейн уже пожалел, что начал работу в одиночку, хотя Стив все равно не смог бы самостоятельно разобраться в нагромождении цифр и символов. Но физическая помощь не помешала бы.
Дыхание сбилось, когда Кейн чуть не задел рычаги ручного управления шлюзом, вставляя кабель в гнездо. Еще бы секунда, и… Пронесло.
Пункт пять выполнен. Еще несколько действий, и можно начинать работу на самой станции. А дальше – жизнь! Он… Нет, не он один. ВСЕ они будут считать этот день своим вторым рождением. Кейн торжественно поклялся, что, вернувшись домой, больше никуда не полетит. Они с отцом будут выращивать овец и охотиться на зайцев. По воскресеньям, собравшись семейным кругом за чашкой вечернего чая, играть в подкидного и никогда, слышите?.. НИКОГДА он не посмотрит на звездное небо. За все свое существование Кейн ни разу не желал жизни так, как он хотел ее сейчас!
***
Со стороны внешнего шлюза вдруг раздался щелчок, и ангар стал наполняться ярким светом. Через несколько мгновений в нем не осталось ни одного неосвещенного уголка. Кейн медленно, словно во сне, повернулся в сторону двери. Там, за стеклом, в наступившем сумраке у пульта стоял, сгорбившись, дурачок Вацлав. Он смотрел вдаль, в светлое пространство за головой Кейна, и улыбался доброй, радостной улыбкой. Его дом стал ближе на одни раскрытые ворота.