Голос пел. Пел красиво, без слов, завораживая прихотливыми поворотами мелодии и мягким тембром. Пел, как могут петь только…
«Нет, очень похоже, но не феникс», - оборвал он сам себя. Почему-то Гарри казалось, что он знает, как поют фениксы. Юноша давно уже проснулся, но так и не решался открыть глаза. События предыдущих дней вымотали его, заставив перевернуться всему, что он знал о мире за последние семь лет, с ног на голову. Методично, шаг за шагом, к Гарри возвращалась память, одновременно стирая мелкие детали жизни в Хогвартсе и весь волшебный мир в целом. И в то же время поразительная реальность долгого сна мешала Гарри полностью окунуться в обычную жизнь. Часто минуты счастливой радости сменялись горьким сожалением и еще ни на что не похожим, пронзительным чувством, будто кто-то смешал ожидание и разочарование в единое целое. За несколько дней общения с родителями в сознании юноши укрепилось ощущение, или даже скорее знание того, что на самом деле не было никакого расставания, потерь и душевной боли. Но при этом Гарри все равно чувствовал себя так, будто из него вытащили что-то важное, наполнявшее его. И этим «что-то» был Хогвартс. Сталкиваясь с обычным миром, Гарри не мог не сравнивать его с волшебным. Бумага и ручка в руках медицинского персонала выглядели гораздо необычнее, чем если бы это были пергамент и перо, на каждого входившего в палату мысленно примерялась мантия, а таблетки и уколы казались гораздо бесполезнее зелий мадам Помфри. И каждое утро, прежде чем открыть глаза, Гарри растерянно выбирал, где бы ему хотелось проснуться больше: в этой палате или в больничном крыле Хогвартса. Приход родителей заставлял забывать все и жить только настоящим. В их присутствии даже попытки подняться и более-менее внятно говорить получались куда лучше. Но мама и папа не могли постоянно сидеть возле него, и после их ухода Гарри казалось, что он проваливается в пустоту. В такие мгновения юноша как никогда сожалел о невозможности соединить жизнь из сна с явью.
Трудности возникали и при встрече Гарри с доктором Дамблдором: в его памяти профессор все равно оставался седобородым стариком с доброй улыбкой и мудрой, но озорной искоркой в глазах. Несколько раз Гарри, не думая, называл доктора Хагридом, а потом краснел и извинялся. Великан только смеялся и пытался настаивать, чтобы пациент рассказал ему все, что видел во сне. «Для научных исследований», - говорил он. Но Гарри отнекивался каждый раз, сохраняя чудесные сновидения только для себя. Даже с мамой он не делился воспоминаниями о Хогвартсе, понимая, что та примет его рассказ за болезненный бред. Только спрашивал некоторые интересовавшие его детали, и тем несказанно удивлял маму. Правда, и сам удивлялся, как много различий между тем, что он знал, и тем, что есть на самом деле. Ладно бы дело касалось тех названий, которыми пользовались только волшебники, вроде Хогсмида или Косой аллеи. Но на вопрос Гарри о существовании маленького городка в графстве Суррей, был дан ясный ответ. Такого не существует ни на одной, даже самой подробной, карте Великобритании. И это было еще одним подтверждением того, что волшебство – лишь чудесная сказка. Волшебство, делавшее невидимое – видимым, метлу – летающей, а фотографию – живой.
Впервые в жизни Гарри увидел себя на обычной фотографии. На тумбочке стояло несколько штук, запечатлевших черноволосого мальчишку в разных возрастах. Малыш Гарри задувает свою первую в жизни свечку, подросший карапуз пытается перелезть через ограждение клумбы, семилетний футболист мастерски забивает гол в дверь собственного дома, в десять лет… Мама рассказала, что последняя фотография была сделана накануне аварии, за день до его одиннадцатого дня рождения. Именно об этом снимке Гарри сейчас и думал. Звуки чудесной песни подталкивали его к решению какого-то неясного вопроса, связанного с ним. Ничего особенного в нем не было, за исключением маленького нюанса: на фотографии, кроме Гарри и парочки фонарных столбов, ничего не было изображено. Однако если снимок был повернут под определенным углом, на заднем плане появлялся дом. При этом Гарри оставался на месте всегда. Странный эффект был тем непонятнее, когда на фотографию смотрел Рон – сосед по палате. Он оказался совсем не рыжим недотепой, каким его боялся увидеть Гарри, а незаметным мальчиком с мышиного цвета волосами, щуплой фигуркой и тихим голосом. Рон Уизли так сильно отличался от своего тезки, что даже имя его казалось другим, не таким знакомым. Так вот Рон дом не видел вообще, какой бы стороной Гарри не поворачивал снимок, и недоверчиво косился на него, а потом и на самого Гарри, наверняка думая, что у того после комы не все в порядке с головой. Надо сказать, что Рон вообще неохотно с кем-либо разговаривал, предпочитая с утра до вечера читать книжки. И был ужасно недоволен, когда его отвлекали от этого занятия. Так что Гарри иногда казалось, что в палате никого не было, кроме него самого.
«Интересно, будет ли виден дом сейчас?»
Гарри приоткрыл глаза. Дома не было. Вздохнув, юноша перевернулся на бок и попытался встать с кровати. Совсем недавно были отключены последние аппараты и сняты последние датчики. Ходить он уже пробовал, но при поддержке сестрички или мамы с тетей. Сейчас не хотелось никого звать на помощь, и Гарри неуверенно переступил на пол. Шаг, другой – с тумбочки упало несколько книжек.
- Рановато ты вскочил, - Рон скептически оглядел Гарри и равнодушно пожал плечами. – Хотя это, конечно, твое дело.
Гарри стало противно. Даже не столько от того, что было сказано, сколько потому, что это сказал человек, носивший имя его лучшего друга, пусть даже приснившегося. Он сжал зубы. Еще шаг. Движения давались большими усилиями, хотя Гарри занимался на тренажерах уже пятый день, доводя себя до изнеможения, а медицинский персонал до истерики. Доктор Дамблдор только руками разводил, откуда у парня столько энергии. Профессор держал под контролем все, кроме неуёмного стремления Гарри быть как все, здоровым человеком.
- Настоящий боец, - улыбался он в черную косматую бороду.
- Настоящий гриффиндорец, - горько усмехался про себя Гарри.
В безвольное тело постепенно вливалась сила, голос возвращался.
Еще два шага, и Гарри очутился около двери. Он хотел было прогуляться по коридору, но почувствовал, что не сможет дойти даже до кровати, и тяжело привалился к дверному косяку. В ушах шумело, а перед глазами плавали разноцветные круги. «Рановато ты вскочил», подумал Гарри словами Рона, и тут же в нем закипела привычная злость. Обругав себя слабаком, юноша оторвался от подпорки, и, с трудом переставляя ноги, двинулся обратно. Темнота обрушилась на него внезапно, он даже не почувствовал, что падает. Невдомек ему было, как суетились над ним сбежавшиеся на вызов Рона сестрички, как мрачнее тучи влетел в палату профессор Дамблдор, как безразлично, с чувством неприятного, но выполненного долга смотрел на все это Рон.

Но темнота пришла не одна. Гарри будто очутился в невесомости, не зная, где верх, где низ, а пустое пространство заполняли лишь приглушенные голоса. Они казались знакомыми, и в то же время незнакомыми. И еще, удивительное дело, Гарри был уверен, что где-то далеко поет феникс.
Голоса усиливались, и среди них стали отчетливо слышны девичьи начальственные нотки, грубое, но доброе бурчание, строгие официальные возгласы, мягкий старческий баритон. Переплетаясь и сливаясь между собой, они обволакивали Гарри давно знакомым, но забытым чувством. Начав растворяться в нем, Гарри был почти уверен, что вот-вот увидит обладателей голосов, но чудесное ощущение было прервано резкой отчаянной фразой.
- Снейп убил профессора Дамблдора. Это он его убил!
Гарри вдруг понял, что голос, сказавший это, принадлежит ему самому. Резко открыв глаза, он увидел ошарашенное лицо склонившегося над ним бородача.
- Извините, профессор, - заикаясь, только и смог проговорить Гарри. Но доктор был не из пугливых. Выражение его лица сменилось на любопытствующее, и он примирительно кивнул головой:
- Ага, вот теперь я уже напрямую заинтересован узнать у тебя, чем вызваны столь бурные эмоции, – профессор Дамблдор хитро сощурил глаза. - Неужели я тебе так надоел, что ты уже подумываешь извести меня? Рано, рано, я тебе еще пригожусь. И кто это – Снейп?
- Пр… профессор… я не… Я не понял, что это было, - почти не соврал Гарри. - Простите. Я будто куда-то провалился, потом какие-то голоса, и вдруг это. Что со мной случилось? – только сейчас до него дошло, что он лежит на кровати. – Я хотел… лечь обратно в постель, а потом…
- А потом лег на пол, - профессор уже что-то черкал в блокнотике. Оторвав взгляд от записей, он поверх очков пристально посмотрел на Гарри. – Обморок у тебя был, дорогой мой, обычный обморок. Вот что меня сейчас действительно интересует, так это кто такой Снейп! Итак?
- Не знаю, - выдержал взгляд Гарри. Конечно, он не мог рассказать профессору о Снейпе. Тогда бы пришлось выложить все о Хогвартсе, волшебниках и чудесах. Но это было слишком личное, и Гарри солгал. – Я, правда, не знаю. Я слышал голоса, а потом сказал, точнее, сначала я не понял, что это я говорил. Но я никого не собирался убивать, - уже жалобно добавил Гарри.
Доктор громко расхохотался в ответ и похлопал Гарри по плечу.
- Конечно, не собирался. Ты неправильно понял мой вопрос. Постарайся вспомнить, мог ли ты слышать эту фамилию несколько лет назад, до аварии. Знакомые, друзья, одноклассники, актеры? Кто-нибудь, кого звали Снейп?
- Н-нет, так сразу не вспоминается никто, - юноша и сам задумался, может, действительно, был какой-нибудь противный и злой учитель, лупивший маленького Гарри линейкой по рукам. Но в голову ничего не приходило, кроме профессора зельеварения.
- Ну что ж, на нет и суда нет. Но вот прыгать по палате одному, без помощи, я тебе пока запрещаю. График лечения остается таким же. – Профессор Дамблдор чуть помедлил перед следующей фразой:
- И все-таки я настоятельно рекомендую почаще напрягать память, это поможет тебе адаптироваться.
С этими словами доктор решительно развернулся на каблуках и вышел из палаты.
- Я же говорил, - голос Рона, как всегда тихий, но от этого не менее гадкий, лишь добавил неприятных ощущений в и без того скверное состояние Гарри. Тот отвернулся в другую сторону и пролежал так до вечера, пока не пришли родители. Из головы не выходила фраза, сказанная им в полубреду. Гарри знал, что под профессором Дамблдором подразумевался тот, волшебный. Но от этого легче не становилось. В колдовском, несуществующем мире, произошло что-то страшное.
Снейп... убил... профессора... Дамблдора.
Вечерние встречи заслонили собой тяжелые мысли, оставив лишь смутное чувство тревоги.

***
Следующие несколько недель прошли в усердных занятиях на тренажерах, беседах с доктором Дамблдором, в общении с родителями и полумолчаливом сосуществовании с соседом по палате. Иногда Рона тоже посещали родные, и Гарри удивлялся, как у таких жизнелюбивых и веселых людей мог вырасти столь замкнутый сын. При выписке он даже не попрощался с Гарри, и тот постарался поскорее его забыть.
Близился день, которого Гарри ждал с радостью и в то же время с некоторым волнением. Скоро он должен был поехать домой. Туда, где он жил до аварии, где предстояло теперь начинать жить заново.
И Гарри хотел узнать все до мельчайших подробностей: как сейчас выглядит дом, где будет его комната, живет ли в доме какое-нибудь домашнее животное... Ему даже стало сниться, как он приезжает домой. А, просыпаясь, не мог вспомнить, что же он там видел.
Чем дольше длилось ожидание, тем все дальше отодвигался Хогвартс. Да его уже почти и не было. За два дня до отъезда из больницы Гарри ни разу не вспомнил о нем. Ушла и тревога.
Сборы заняли полдня, со всеми надо было попрощаться, всех поблагодарить. Ближе к обеду к Гарри пришел неожиданный посетитель. Низенький человечек с залысинами и смешным носом-картошкой. Он мялся у входа в палату, не решаясь зайти внутрь, шмыгал носом и постоянно теребил в руках кепку, выдавая волнение. При виде его мама и папа, помогавшие Гарри упаковывать сумку, выпрямились и замерли в нерешительности, поглядывая то на сына, то на незнакомца. Первой тишину нарушила мама:
- Гарри, сынок, это мистер Риддл.
Откуда-то изнутри к горлу поднялась горячая волна: мистер Риддл. Виновник и спаситель. Смертельный враг и мифическая, нереальная личность. Как много значений имеет это имя! И все же юноша пересилил себя, подойдя к мистеру Риддлу.
- Здравствуйте, - хрипло произнес он, протянув руку. Тот пожал ее, все еще переминаясь с ноги на ногу, а затем посмотрел на Гарри. В глазах мистера Риддла была непритворная боль. И Гарри вдруг подумал, что все семь лет эта боль жила в нем, не прекращаясь. Подумал и простил. Ему стало жалко тщедушного человечка, по иронии судьбы изменившего его собственную жизнь. К тому же у него не было ничего общего с Волдемортом, как того опасался Гарри.
Мама только недавно открыла сумму, потраченную мистером Реддлом на содержание и лечение Гарри. Она была поистине космической даже для такого преуспевающего джентльмена, коим являлся мистер Реддль.
- Я должен Вас поблагодарить… за то участие, что Вы приняли в моем лечении, - дальше Гарри не знал, что сказать и замолчал, продолжая смотреть в глаза мистеру Риддлу. Тот часто замигал и опустил голову. Потом вскинулся. Каждое слово давалось ему с не меньшим трудом, чем еще совсем недавно Гарри:
- Я понимаю, все эти расходы… Вы их имеете ввиду… Поверьте, я не смог бы спокойно жить, зная, что из-за меня случилось такое… Я рад… Рад, что вы так… Что я могу, наконец, лично у вас попросить прощение… Я… Как камень свалился… И не вздумайте больше упоминать о деньгах. Пустое, - мистер Риддл отчаянно замахал головой. – Скажите мне, только искренне, смогу ли я когда-нибудь заслужить ваше прощение? – И мистер Риддл замер, словно ожидая приговора.
- Мама мне рассказала… - голос Гарри приобрел твердость. – Конечно, я не держу зла на вас, ведь все произошло случайно, - и он еще раз по-мужски пожал руку мистеру Реддлу.
Спустя некоторое время они все вместе спускались к вестибюлю, непринужденно болтая о чем-то совершенно неважном, и приглашая мистера Реддля присоединиться к поездке. Внизу Гарри проводил напутственной речью доктор Дамблдор, наполняя пустоту вестибюля раскатистым басом, и собственноручно довел своего уже бывшего подопечного до машины.
Усадив его, великан подхватил мистера Реддля под локоть и увел его в больницу, по пути обсуждая результаты матча по гольфу. Гарри улыбнулся – профессор явно посчитал мистера Риддля лишним при встрече юноши с родными местами.

Гарри ехал на заднем сиденье, жадно всматриваясь в мелькающие дома, зелень парков, арки мостов. Сумеречный Лондон, не успевший еще сменить дневной свет на электрический, казался ненастоящим из-за серой дымки тумана. Гарри поймал себя на мысли, что гораздо лучше знаком с городом, нежели предполагал. За семь лет кое-что изменилось, но изменения были ему знакомы. Такая странность поразила его, тем более, что некоторые новостройки он видел именно во сне. Но Гарри ничего не стал спрашивать. Новые впечатления вновь всколыхнули воспоминания о Хогвартсе и волшебном мире, и, размышляя об этом, Гарри внезапно понял, что всегда, теряя сознание, он постоянно возвращался именно туда, в события сна. В больнице юноша прочел массу литературы о снах, сновидениях, и практически везде было написано, что повторяющийся сон как правило одинаков и достаточно короток по сравнению с тем, что он видел. Его случай был явно не из обычных. И что же это была за странная фраза о Снейпе и Дамблдоре? Тревога на минуту нависла мрачной тучей над Гарри, но тут же исчезла – машина подъехала к уютному домику в классическом английском стиле.
На порог выскочила тетя в кружевном переднике и бросилась к машине, выронив по дороге один из своих бессменных платочков. Когда обнимания закончились, она торжественно открыла двери в дом.
Гарри первым вошел в прихожую. Вошел, и остановился. Не из-за того, что там царил полумрак, нет. Сердце его заныло от щемящего чувства, будто он встретил самого близкого друга, потерянного на долгие годы. Особенный запах, особенное сочетание звуков, издаваемых старинными семейными часами, бульканьем маленького фонтанчика и перезвоном хрустальных висюлек на любимой маминой люстре. Все такое знакомое и родное. Наконец-то дома.
-Проходи, проходи, не стесняйся. Ты дома, - в подтверждение его мыслей засмеялся отец. – Дай-ка, теперь выключатель вот тут, чуть пониже сделали во время ремонта, - и он зажег свет.
Если бы Гарри сейчас показали ожившую мумию, он удивился бы гораздо меньше. На противоположной стене, прямо перед Гарри, висел портрет почтенного седобородого старика в очках-половинках, в задумчивости склонившегося над книгой. Слова комом встали в горле, а в руке хрустнул пластмассовый брелок для ключей, врученный тетей. Это было невозможно.
- Что случилось? – мама озабоченно взяла Гарри за руку.
- Н-ничего, просто показалось, - надо было взять себя в руки, а то начнутся ненужные расспросы. Он с трудом оторвался от жадного разглядывания портрета и последовал дальше в дом. Но не задать вопрос он не мог.
- А кто это там нарисован, на портрете? – Гарри всеми силами старался изображать равнодушие.
- Твой прадед, - мама внимательно посмотрела на сына. Что-то здесь было не так. – Послушай, сынок, ты так странно на него смотрел, ничего не хочешь рассказать нам?
Трое взрослых держали Гарри на мушке вопросительных взглядов.
- Да нет, - продолжал тот оборонительную позицию. – Просто я его никогда не видел, и, кажется, у нас никогда не было никаких портретов,- на всякий случай Гарри скрестил пальцы – на самом деле он просто не помнил, какие картины висели в доме до аварии и сказал наобум.
- Ну, то, что ты его не видел, неудивительно, - папа бросил ироничный взгляд на супругу. – В семье, как говорят, не без…
- Джеймс! – гневный мамин взгляд осадил отца. – Дело в том, что мой дедушка всегда жил как-то особняком, его характер и некоторые странности отталкивали многих, кто его знал. Мне самой об этом в свое время рассказывала твоя бабушка, Гарри. С отцом у нее как-то не сложились отношения. А некоторое время назад, когда мы начали готовить дом к твоему приезду, я перебирала чердак и наткнулась на этот портрет. Удивительно, что он вообще оказался у нас – дедушкины вещи обычно не выходили дальше его дома.
- И конечно, его надо было повесить на самом видном месте, - папа был явно недоволен этим фактом, и они с мамой принялись уже, видимо, не в первый раз обсуждать местоположение семейной реликвии. Впрочем, Гарри был рад, что тема сменила русло, и поспешил осмотреть свою комнату.

***
Дни были насыщенными, проходя в постоянном знакомстве с тем, что могло быть пропущено им за семь лет. Учебники, журналы, газеты, новости по телевизору, все штудировалось Гарри по несколько часов в сутки. Изредка он сравнивал себя с Гермионой, и тут же, по совету доктора, судорожно начинал копаться в своей памяти, пытаясь вспомнить, где и когда он мог сталкиваться с этим именем. Нигде. Такого имени не было ни у бывших одноклассников, ни у соседей, ни у знакомых, ни в книгах.
Большой проблемой свалилось на Гарри неумение писать. Читать он мог быстро, не зря же мама брала его маленьким с собой на работу. Там он и научился чтению, и глотал все, что попадалось под руку, начиная от детских стишков и заканчивая тяжеловесными словарями. А вот писать… До десяти лет эта наука была ему знакома, но семь лет комы уничтожили все навыки. Доктор в телефонном разговоре ограничился любимым объяснением: «Такое иногда бывает». Пришлось осваивать чистописание заново, хотя вначале каракули Гарри можно было смело называть бумагомаранием. Мама проводила много времени с Гарри, помогая ему. Объясняла алгебраические формулы, рассказывала о новинках английской литературы, ходила вместе с ним к психологу.
Гарри наслаждался всем: домом, учебой, прогулками, но больше всего – теми часами, что он проводил с родителями. Папа, смеясь, утверждал, что сын в такие вечера даже светится, как рождественская елка, и Гарри верил ему, потому что тоже самое мог сказать о своих родных.
Тетя Петуния была настолько же незнакома, насколько неподражаема. Гарри почему-то плохо давались детские воспоминания о ней, хотя именно она называла его «малипусиком», «Гарричкой» и тому подобными прозвищами. У тети всегда все падало, она не могла вспомнить, где забыла свою сумочку и находила ее в совершенно неположенных для сумочки местах вроде холодильника или кладовой для хранения папиных инструментов. Тетя восторгалась всем и вся, причем восторги тут же переходили в слезы и рыдания. Иногда Гарри сравнивал ее про себя с кудахтающей наседкой, но это не мешало ему восхищаться ее великолепными пудингами, киселями и пирожными. Как-то раз, в качестве эксперимента, он произнес имя Дадли, наблюдая при этом за тетиной реакцией. Та сразу покраснела, как-то странно присела и захихикала. Но ничего при этом не сказала. Мучаясь неизвестностью, Гарри еле дождался родителей. Каково же было его удивление, когда выяснилось, что так зовут одного из любимых тетиных актеров.
Доктор Дамблдор не раз беседовал с Гарри в больнице, объясняя ему, каким образом может произойти трансформация детских воспоминаний в коматозном сне, и очень часто именно такие превращения повергали юношу в тоскливое состояние. Состояние, когда на твоих глазах раскрывается чудесная тайна замысловатого фокуса, и оказывается, что дело было вовсе не в волшебстве, а в паре спрятанных в рукаве шариков. Каждый день нес в себе такие вот микроскопические разочарования, хотя со временем и они терялись в череде забот и новых увлечений.
Единственным тревожащим моментом оставался портрет. Очень часто, когда никого не было дома, Гарри садился на полу в прихожей, и, не отрываясь, смотрел на прапрадедушку. Или профессора Дамблдора? Вот-вот седые брови сдвинутся, на носу блеснут очки-половинки, и старик подарит Гарри незабываемый насмешливо-мудрый взгляд. Но ни одного движения, ни намека, ни вздоха. И каждый раз Гарри, как маленький ребенок, пишущий письмо Санта-Клаусу, обращался к портрету в надежде, что тот слышит его. Он просил… Нет, он очень просил дать ему хоть какой-нибудь знак, хоть малюсенький. И не получал его.

***
В тот день они жарко спорили с тетей. Обычно она не давала Гарри и шагу ступить за пределы дома без заботливых «ты еще слабенький», «тебе еще рано», «полежал бы в постельке» и тому подобных проявлений внимания. Но в этот раз перед нею возникла дилемма – надо было срочно доставить какие-то документы в адвокатскую контору, а местное общество защиты бездомных кошек, в которое тетя имела честь входить, в это же время устраивало срочное заседание. Гарри предложил себя в качестве курьера, и надо было видеть всю гамму чувств на лице тети. Однозначно, Гарри нельзя было ехать в такую даль, но с другой стороны, как же заседание… А сам Гарри? Он уже давно возмущался своим затворническим положением, ограничиваясь только прогулками по улице. Поездки в город были очень редки, к тому же они проходили в сопровождении одного из родителей или тети. А тут такая возможность! Ее нельзя было упустить, и Гарри употребил все мыслимые доводы, чтобы уговорить тетю. Та всплескивала руками и даже пустила слезу один раз, но делать было нечего и после целого списка предостережений и инструкций Гарри был снабжен нужными документами, адресом и схемой лондонского метро. Маленькая победа воодушевила его. Ни один молодой человек его возраста не смог бы понять, какое это шикарное развлечение – поездка по Лондону. Не теряя ни секунды Гарри собрался и побыстрее сбежал из дома, чтобы тетя не передумала.

Из метро Гарри вынесло толпой. В первый же раз он попал в город в час пик. После времени, проведенного в больнице и дома, многолюдье для него было непривычно. От мелькания машин, автобусов, строчек рекламных вывесок, Гарри растерялся. Сосредоточенные лица спешащих по своим делам людей не располагали к расспросам, так что пришлось сверяться с картой Лондона. В нужное место можно было попасть двумя способами, и он выбрал наиболее короткий путь через кривую улочку без названия, отмеченную тонюсенькой линией-ниточкой. До нее идти нужно было всего полквартала. Поправив очки, Гарри бодро двинулся в путь и вскоре между двумя красивыми домами обнаружился небольшой проем, более походивший на арку, чем на начало улицы. Двух шагов по ней хватило, чтобы ощутить необычность этого места. Здесь было неожиданно безмолвно, неуютно, воняло гнилью, плесенью, и еще чем-то, напоминавшим запах крысиного яда. Разбросанный повсюду хлам покрывал большой слой слежавшейся пыли. Даже воздух казался наполненным ею, очертания домов становились мутными уже в двадцати шагах от Гарри. На эту улицу не выходило ни одно окно, только чернела пара витрин заброшенных лавок. Но все-таки через нее можно было быстрее добраться до места, и Гарри зашагал по каменной дорожной кладке, поднимая за собой облачка пыли. Чем дальше он шел, тем теснее, как ему казалось, сходились дома между собой, и тем темнее становилось вокруг. Нерешительно оглядываясь по сторонам, Гарри подумывал уже повернуть назад, но внезапно на него накатила слабость и сладковатая до приторности тошнота. Голову повело в сторону, и он с трудом сохранил равновесие. Улица стала еще уже и будто вытянулась. Со стен обшарпанных домов из-под грязи кривились и скалились, словно ожив, уродливые лица-граффити. На одной из разрисованных стен виднелась полузатертая табличка с названием улицы. Шатаясь, Гарри сделал шаг, чтобы разобрать название, но из букв остались только начальные «Мра» и «лея» в конце. Чувствуя, что дальше идти он не сможет, Гарри сел на полуистлевший порожек заколоченного магазинчика.
«Надо было поесть перед уходом, и таблетки я, кажется, забыл». Пока руки шарили по карманам в поисках спасительных лекарств, со всех сторон стали доноситься шорохи, неясный шепот, тихие постукивания и скрипы.
Гарри показалось, что пару раз около него промелькнули черные тени. Стены сжимались вокруг него, дышать становилось все труднее. Темнота сгущалась, становясь почти осязаемым плотным сгустком, до которого можно было дотронуться. Почти ничего не соображая, Гарри схватился за грудь, губы шевелились, непроизвольно произнося нечто невнятное:
«Эксперт… Экспро… Экспект…»
«Чушь какая-то!» Но что-то спасительное было в том, что Гарри никак не мог вспомнить. Уже практически в полуобморочном состоянии сложилось искомое слово.
«Экспекто... Экспекто…»
Оно не давало темноте пройти сквозь Гарри и сомкнуться позади него с чернотой дома.
Но непонятного «Экспекто» не хватало. Там должно быть что-то еще. Кошмар, окруживший Гарри был как-то связан с его сном, он непроизвольно ощущал это, и спасение крылось там же.
Пальцы судорожно рвали пуговицы на рубашке, пытаясь облегчить путь воздуху, дыхание переходило уже в клокочущее всхрипывание.
«Патронум!»
Тихий шепот, больше похожий на шелест, раскроил тьму, словно внезапно открыли дверь. Ее мечущиеся лохмотья, серевшие и тающие, заползали в щели.
«Патро…», - выдохнул Гарри и тяжело навалился на слабоскрипнувшую дверь.
Вроде ничего и не было: пара грубых рисунков все также скалятся с обшарпанной штукатурки, груды мусора, высящиеся в прихотливом беспорядке, да въедливая пыль, уже успевшая осесть на очках. Только в глубине сознания билось тревожное чувство опасности. А спасительный выход со страшной улицы оказался не так уж далеко, притягивая дневной радостной суетой.

Следующие пара десятков секунд были больше похожи на позорное бегство. И даже обычное юношеское любопытство не заставило Гарри обернуться в темный провал арки между домами. Он растерянно оглядывался, пытаясь сообразить, что же ему нужно было сделать в этой части города. Рука нащупала в кармане бумажку, дав нужное направление метавшимся в беспорядке мыслям. А вот и нужная табличка на доме. Еще несколько шагов, и Гарри вошел в стеклянную дверь.
Колокольчик возвестил о прибытии посетителя, но в конторе не спешили встречать гостя. Постояв минуту, Гарри почувствовал, что ноги не слушаются, и присел на один из стульев около входа. Знакомая тошнота снова начала подкатывать к горлу, а перед глазами поплыли белые точки. «Неужели опять начнется?» - обреченно подумалось Гарри. Но тут где-то в глубине дома явственно хлопнула дверь и бодрый мужской голос произнес: «Сейчас, сейчас».
«Уфф, нет. Кажется, здесь все нормально», - облегченно вздохнул пришедший в себя Гарри, увидев не жуткую тень, которую приготовился встретить, а вполне настоящего человека, мужчину лет сорока с пышными бакенбардами.
Тот представился и оказался тем самым адвокатом, которому предназначался тетин конверт. Гарри сунул хрустящий пакет в руки адресату и, буркнув нечто невразумительное, попятился к выходу, оставив почтенного джентльмена удивляться манерам современной молодежи.
«Надо срочно ехать домой, пока не грохнулся в очередной обморок. А там еще неизвестно, какие нужны будут слова, чтобы вернуться в реальный мир. Он и «Эксперт…» тьфу, как же его… «Экспекто Патронум…», нет «Патронус» еле выговорил. Все заклинания уже из головы выветрились.
Стоп! Заклинания! Они не должны здесь действовать, если Хогвартс был только сном. Но почему тогда одно из них спасло его сейчас?»
Вопрос поставил Гарри в тупик, рождая одни только вопросы без ответов. Отчаявшись решить хоть один из них, горе-путешественник добрался до станции метро, обогнув лишних два квартала вокруг улицы со стертым названием.
Дома Гарри всполошил бедную тетю, закрывшись в своей комнате и не удосужившись самым наиподробнейшим образом рассказать, как прошел первый выход в город.
«У Гаррички приступ!» - трагически возвестила та вернувшимся с работы родителям, перепугав их до полусмерти. Мама бросилась, даже не разувшись, в дом, а отец прижал руку слева к груди и недоверчиво посмотрел на сестру:
«Какой приступ?»
Зная характер Петунии, он понимал, что ее слова могут быть как серьезными, так и не очень. В семейном кругу ее не зря прозвали «женщина-трагедия».
«Он закрылся в комнате и не хочет ни с кем разговаривать!»
Она уже демонстративно искала в кладовой отвертку для взламывания двери и одновременно рылась в записной книжке в поисках телефона доктора Дамблдора.
«Петуния, не суетись, Гарри жив, здоров», - спокойно произнес отец.
«Как ты можешь быть таким безразличным!» - взорвалась тетя, выскакивая из кладовой. И тут же наткнулась на немного ошарашенный такой бурей эмоций объект своих переживаний.
«Нельзя так пугать тетю!» - в сердцах произнесла виновница переполоха и тут же сменила гнев на любопытство и засыпала Гарри вопросами, совершенно не слушая ответы:
«Что с тобой случилось? Ты не болен? Почему ты не выходил? Ты отнес письмо? И зачем я только тебя отпустила в такую толчею! У тебя что-то по дороге случилось? А что сказал мистер Волвертон, ну, тот, которому ты передал письмо? Это моя вина, тебя нельзя было пускать так далеко!»
Продолжая задавать вопросы, тетя Петуния отправилась на кухню пить успокоительное. Гарри виновато переглянулся с родителями, и они вместе рассмеялись: тетя неисправима.

***
Перед сном отец серьезно спросил сына, не случилось ли чего в действительности, ведь раньше тот никогда не запирался. Но ему пришлось удовлетвориться отрицательным ответом. На том вечерний инцидент был закончен. Для всех, кроме Гарри. Он долго ворочался в кровати, прокручивая сотый раз все произошедшие странности, чтобы хоть как-то понятно объяснить сегодняшние страхи с Хогвартсом. Уже и четко вспомнилось забытое заклинание, и дементоры, против которых оно было предназначено, и олень с ветвистыми рогами. Но олень никак не хотел совмещаться с образом отца, которого Гарри как бы заново узнал. А дементоры уж совсем не клеились к действительности. Время от времени ход мысли приводил к старому директору в очках-половинках, и часам к трем ночи Гарри, отчаявшись заснуть, тихонько спустился в прихожую. Зажегши свет, он сел напротив портрета прадеда в привычную позу. Его не оставляло чувство, что где-то именно в этой старинной вещи кроется разгадка мучительных вопросов.
Так он сидел до тех пор, пока в дверном проеме не появилась перепуганная мама. Поведение Гарри для нее действительно выглядело странным. Сначала он вернулся мрачнее тучи после первой серьезной поездки в город, затем, как ни в чем не бывало, подшучивал над переполохом, устроенным тетей. Все это, конечно, можно было бы объяснить резкими перепадами настроения после травмы. Но вот сейчас, глубокой ночью, она, завидев в прихожей свет, застала сына замеревшим в очередной раз перед злополучным портретом. Это уже, по ее мнению, было ненормально.
Гарри встрепенулся. Он совсем ослабел за эти сутки. Неразрешенность мучавших загадок вымотали его окончательно, и он был уже готов принять помощь от кого угодно, рассказав все о существовании в его жизни несуществующего мира. Пусть это будет мама. Она поймет, наверное. А если нет, то хотя бы выслушает.
И они просидели до утра, пока Гарри пытался описать как можно короче и понятнее все волшебные события, снившиеся ему настолько реально, насколько их можно было прожить. О волшебника, о Хогвартсе, о страшном зле, чье имя даже не смели произносить. О друзьях, о врагах, о директоре школы профессоре Дамблдоре, и о его чудесном появлении в их доме. Мама слушала молча.
К тому времени, когда проснулись остальные домочадцы, Гарри, в свою очередь, узнал от мамы ее историю.
Она почти не удивилась услышанному от сына, только посмотрела на портрет, как бы посоветовавшись с ним, и начала свой рассказ.
Однажды душным летним вечером, будучи еще маленькой девочкой, она, вместе со старшим братом, приходившимся ей то ли двоюродным, то ли троюродным, попала в старый дом. По словам брата там жил их дедушка, с которым малышка Лили и увиделась в первый и последний раз в жизни. У дедушки было много странностей, даже передвигался он чудно – все время что-то пришептывая. И чашки с чаем чересчур быстро появлялись и исчезали со стола. И дедушкина одежда пахла не нафталином, как у всех стариков, а каким-то заманчиво-сладковатым запахом. Он провел внучку по комнатам, показывая ей замысловатые вещи, картинки и клетки с разными животными. А в конце дедушка прочитал ужасно смешную скороговорку, и ткнул пальцем в середину пузатого шкафа, стоявшего в дальнем углу его кабинета. Дверцы шкафа медленно распахнулись издав мелодичный скрип, и внутри него она увидела множество небольших зеркал, в каждом из которых то появлялась, то исчезала какая-нибудь картинка. И что еще удивительнее, картинка при этом двигалась.
Дедушка закрыл перед удивленной девочкой дверцы, и они направились туда, где остался брат. Лили взахлеб начала рассказывать ему, какие чудеса она повидала, но брат лишь улыбался и переглядывался с дедом.
Прощаясь, дедушка положил руки на голову девочки и поцеловал ей макушку. Этот вечер остался в памяти Лили на всю жизнь. Но удивительнее всего было то, что она так и не смогла больше никому рассказать о нем. То забывала, то ее перебивали, то не хотели вообще слушать, называя все это детской выдумкой. Так оно и затерлось до поры до времени. И только слова Гарри заставили вспомнить то крошечное происшествие.

Договорившись держать пока что ночной разговор в тайне, заговорщики разошлись. Наступивший день пролетел в заботах, суете и шумном тетином сочувствии по поводу темных кругов под глазами Гарри. К ее огромной радости племянник внял, наконец, ее воспитательным речам и впервые после выхода из больницы лег спать после обеда. Откуда ей было знать, что Гарри всего-навсего прилег почитать телефонную книгу Лондона за 50-е годы, позаимствованную на чердаке с целью найти адрес прадеда и тут же бессонная ночь напомнила о себе: Гарри провалился в сон.
Проснулся он ближе к ужину, все еще сжимая в руках справочник. Пролистав его до буквы Е, нашел больше трех дюжин Эвансов, проживавших в разных концах города. Но который же из них тот самый «чудной дедушка»? Адрес, по которому они с братом ходили, мама, конечно же, не знала.
И ни одной бумаги, ни одного письма или телеграммы, оставшейся от деда, в доме Поттеров тоже не было. И все-таки для Гарри было крайне важно узнать, где жил человек с портрета. Он точно мог бы что-то разъяснить, хотя мама небезосновательно сомневалась, что его возраст вряд ли позволил бы сделать это.
«В нашей семье если и упоминали о деде, то только смеялись или пожимали плечами, и конечно не общались. А брата призвали в армию и он погиб где-то далеко на Востоке», - вот и все, что мама знала.
Собравшись вечером перед камином, семья наслаждалась негромкими разговорами. Папа, смеясь, рассказывал, как они вместе с начальником битый час искали потерявшийся на пустом столе документ, а тот мирно лежал под лампой. Никто не заметил, как в этот момент Гарри на мгновение застыл, осененный сумасшедшей мыслью. А что, если?..
Еле дождавшись, пока все разошлись спать, юный конспиратор прошмыгнул к портрету. Гарри, конечно, хотел бы поделиться догадкой с мамой, но той пришлось сегодня срочно остаться на работе. Завтра выходила в тираж очередная книга, и издательство не жалело сил своих сотрудников, чтобы она была выпущена в лучшем виде.
Лунный свет матово струился по завиткам рамы. На холсте белела лишь манишка строгого костюма. Остальные детали портрета сливались в сумраке в однородную темную массу. Но сейчас Гарри интересовал не таинственный предок. Стараясь не выдать себя, юноша осторожно снял громоздкую вещь со стены и положил ее противоположной стороной вверх, прямо на полоску света, пробивавшуюся через окошко над дверью. Ровная поверхность картона с обратной стороны портрета удручала. Ни тебе горбинки с намеком на спрятанное послание из далекого прошлого, ни надписи с адресом – ничего. Но Гарри не сдавался. Вооружившись заранее припасенным кухонным ножом, он аккуратно разрезал картон у самой рамы так, чтобы можно было отогнуть его и заглянуть внутрь. Исследование изнанки холста не дало никаких результатов, хотя Гарри внимательно проверил каждый сантиметр ткани. Но ведь не зря же здесь очутился профессор Дамблдор, пусть он и оказался всамделишным прадедом! В сердцах юноша стукнул кулаком по раме. Гарри вернул картон на место и склеил надрез скотчем. Предстояло водрузить на место предмет разочарования.
На почтенного старика теперь падал яркий свет луны и тот подмигивал Гарри, как прежде. Должно быть, но ничего нет. Где-то он уже встречал подобное явление. Еще раз взглянув на портрет, Гарри опрометью бросился наверх, чуть не задев дорожку на лестнице.
Вот он, необходимый ящик! Фотографии сыпятся на пол, залетая под кровать. Но нужна только эта, единственная.
Маленький мальчик одиноко стоит у старинного фонарного столба. Такие сейчас уже – музейная редкость. Но самое примечательное здесь не столб, а то, что находится сзади мальчика. То, что должно быть, но на самом деле его нет. Или наоборот, то, что есть, но не должно быть – исчезающий дом. Так повернуть – пустота, а если по-другому…
Провал между стенами по обеим сторонам фотографии будто заполнился грязью. Стены с некрасивыми разводами, дверь, ветхость которой была видно даже на фотографии, и ступени грубой каменной кладки, ведущие к ней. Присматриваясь к мрачному строению позади мальчика, Гарри был уверен, что видел его уже где-то.
Ну конечно, как же он сразу не додумался! Мама должна знать! Ведь это ее увлечение фотографией несколько лет назад дало возможность Гарри рассматривать сейчас загадочный снимок. Она не может не помнить, где он сделан.
Положив пропавший опять дом на тумбочку, Гарри свалился в кровать и тут же уснул, исполненный надеждой на скорейшее прояснение тайны. До этого момента оставалось всего четыре часа, так как стрелки на циферблате приближались к пяти утра.
К завтраку Гарри был уже на ногах. Со звонком будильника сон мгновенно улетучился, и никто из родных не увидел на лице любимого чада и следа ночных похождений. Еле дождавшись, когда мама поднимется к себе, отдохнуть после тяжелой ночи, Гарри прошмыгнул за ней. Заветный листок глянцевой бумаги был вытащен из кармана и юный следопыт торжественно представил его.
Нет, она не помнила, где сделан снимок. Просто сделала его ради Гарри. Они заходили по пути в кондитерский магазин и сын упросил ее купить что-то очень вкуснющее, а его довольное лицо она потом и запечатлела. Кажется… Кажется, это было неподалеку от вокзала Кинг-Кросс, когда они встречали папу из командировки… А почему это так интересно?
После бессонной ночи мама настолько устала, что даже не рассердилась на то, что сын оставил вопрос висеть в воздухе. Она только пожала плечами и уже через минуту видела сладкий сон.
Вокзал Кинг-Кросс! С него начиналось путешествие в Хогвартс, с него же и начнутся поиски таинственного дома. О том, что он мог быть игрой его собственного воображения, Гарри даже не хотел и думать. Скорее всего, убеждал себя юноша, дело в магии,
Навязчивая идея существования некой связи реального мира и волшебства посредством дома, который Гарри для себя окрестил не иначе как «дом директора Дамблдора», заполняла все его существо. Поэтому на его поиски было решено отправиться немедленно.
Карта, деньги, таблетки, крекеры – все, что необходимо в дороге, отправилось в недра небольшого рюкзака. Что еще? Аж, да. Собственно, сам снимок. Еще раз кинув взгляд на хитро посматривавшего прадеда, Гарри вышел из дома.

Вокзал Кинг-Кросс встретил толчеей, суетой, грохотом и характерным запахом, присущим только железнодорожным вокзалам. Смысла искать проход между 9 и 10 платформами не было. Во-первых, было не 1 сентября, во-вторых, прямо у колонны, в которую обычно заходили учащиеся волшебной школы, стояла пожилая пара – муж с женой – и отчаянно ссорились. Выясняя, кто из них потерял билет. Мельком увидев кусочек бумаги за отворотом шляпы, восседавшей на голове мужчины, гари был подхвачен толпой, выходившей с только что прибывшей электрички. За пределами вокзала пришлось глядеться, а заодно и перевести дыхание. Идей по поводу дальнейшего направления в голову не приходило. Помощник-путеводитель, купленный в привокзальном киоске, ясности не прибавлял. Помянув недобрым словом количество незнакомых названий около пометки «Кинг-Кросс», Гарри с тоской подумал, что принцип, лежавший в основе карты Мародеров, здесь был бы весьма кстати. Тогда не пришлось бы сталкиваться с прохожими при попытке одновременно идти и смотреть в путеводитель. Сделав несколько шагов вот уже по пятой по счету улице, бравшей начало у вокзальной площади, Гарри без особого энтузиазма заметил, что солнце висит на уровне десятиэтажного дома и вот-вот начнет стремительно скатываться к земле. А к намеченной цели – улице со старинными фонарями – он так и не приблизился. Пора было заканчивать сегодняшние исследования. На этой пессимистической ноте юноша развернулся, чтобы идти к метро, но предательская слабость заставила искать место, чтобы присесть. Голова шла кругом от духоты начинающегося лета, мелькания вывесок и множества лиц, гудков автомобилей, а желудок требовал уважительного к себе отношения. Пропущенный обед был восполнен крекерами.
Недалеко от вынужденного места остановки, а им оказался сильно выступающий фундамент какого-то музея, Гарри приметил старичка. Тот дремал на раскладном стульчике рядом со стойкой, на которой аккуратными рядами размещались газеты и журналы. Покупателей не было, и Гарри решил подойти поговорить с продавцом, надеясь на то, что он окажется местным старожилом. Мгновенно очнувшись от гарриного «простите», старик уставился подслеповатыми глазами на вытащенную из рюкзака фотографию.
Нет, рядом нет таких фонарей, это точно. Да. Уж поверьте коренному жителю Лондона. Он живет здесь уже лет пятьдесят и ни разу не видел подобного старья. Да. Вот с другой стороны вокзала есть целый квартал для рабочих. Раньше там жили железнодорожники, а теперь ютится всякий сброд, не то, что мы с вами, молодой человек. Да. Может, там и фонари такие найдутся. А не хочет ли молодой человек купить журнал, или свежую газету? Нынешнее поколение совсем разучилось читать. Да.
Продавец оказался на редкость словоохотливым и Гарри, чтобы как-то вежливо закончить разговор, пришлось купить брошюру «150 советов начинающему садоводу». Старичок оказался бывшим садовником, и предавшись воспоминаниям об этом, он не заметил, что его собеседника и след простыл. Тем временем Гарри добрался до той части города, что по другую сторону вокзала. Дома действительно оказались старыми, в некоторых дано никто уже не жил, судя по отсутствию крыш.
Вечер вступал в свои права, и обитатели уцелевших домов мелькали в тусклых квадратиках освещенных окон, оживляя своим присутствием молчаливую улицу. По обеим ее сторонам высились в ряд тощие металлические стойки с прямоугольными коробками наверху. Наконец Гарри попал туда, куда нужно. Осталось самое сложное – найти дом, которого нет. В свете недавно загоревшегося, единственного на всю улицу горящего фонаря Гарри в очередной раз изучил снимок. Дома, правда, там не было, но зато он обнаружил деталь, которую до сих пор не замечал. На видневшейся с левой стороны части стены были запечатлены цифры. Почти затертые, больше похожие на разводы, которыми была покрыта стена, но все-таки различимые две параллельные линии. Значит, дом-призрак должен быть под десятым или двенадцатым номером.
Удары сердца отдавались в висках – части головоломки почти сложились. Осталось узнать, что стоит за решением загадки – очередное разочарование или великое открытие.

***
Издалека улица походила на беззубый рот опустившегося бродяги. То тут, то там стройный ряд домов нарушался черными прорехами. Девять, десять, одиннадцать, пустота. Абсолютно такая же, как и на снимке, даже велосипедная рама торчит из самой большой кучи хлама под тем же углом. Странно, ведь столько лет прошло, окрестные жители могли использовать это место как свалку, и все же никто не оставил здесь сгоревший телевизор или же кусок заржавевшей трубы. Будто на пустырь нанесли маскировальные чары.
Осторожно приближаясь к нему, Гарри все отчетливее ощущал, как невидимая сила заставляет деревенеть ноги и чувствовать отвращение к задуманному плану. Ощущал, что он чужой здесь, и неизвестно, в какую переделку может попасть в незнакомом районе. Мало ли хулиганья вылазит из подворотен с наступлением темноты. Да и родители, скорее всего волнуются, о тете и говорить нечего. Эта глупая затея с поисками неизвестно чего сделала из него дурака. Недоумевая собственной неразумности, Гарри развернулся, и зашагал обратно. Около горящего фонаря взгляд его случайно упал на название улицы. А что, может, когда-нибудь он вернется сюда, хотя и так ясно, что все это пустая затея.
Но прочитав название, Гарри остановился как вкопанный. Г. Нечто похожее играло важную роль в его сне. Сон! Все эти мысли, гнавшие его из незнакомого места пришли в голову будто не по его воле. Что он там думал про чары? Уж очень быстро произошло соглашение с капитуляцией.
Итак, Г.
Обрывки образов, неясные видения крутились в голове. Почему-то всплывал в памяти недавний разговор с мамой, причем он был уверен, что говорила она о чем-то знакомом.
Преодолевая опять накатившие сомнения, юноша бросился к пустырю. Г.12. надо было сказать это, чтобы… чтобы что?
Прадедушка знакомо подмигнул, над его головой проступили контуры колпака, обретая все большую материальность, в руках он держал уже не книгу, а продолговатый предмет, похожий на указку.
Профессор Дамблдор касается волшебной палочкой клочка бумаги, но прежде чем огонь превратит его в кусочки золы, Гарри успевает прочесть часть надписи:
«…может находиться в доме №12 по Гриммаулд плейс, что в Лондоне».
Ну конечно! ТАМ было Гриммаулд плейс, ЗДЕСЬ – Г. ТАМ по этому адресу жил крестный, ТУТ – его недалекий предок. Именно к такому выводу, видимо, вело его мини-расследование. Возможно, дед знал кое-какие необычные секреты и использовал их. Ведь бывает же так, что на снимках проявляются вещи, которых не видно человеческим глазом, Гарри читал это в газете. Там ученый объяснял все существованием неких «потусторонних явлений». И дед мог сделать так, что после разрушения дома его бывший облик был бы видимым на фотографии. Оставалось теперь загадкой, почему кроме Гарри никто ничего не видел.
Тут, дойдя до пустыря, чтобы отдать последнюю дань памяти прадеду и никогда больше не замечать странностей, а если и замечать, то толковать их как обычные явления, Гарри стало не по себе.
Спроси его в этот момент кто-нибудь, он бы не услышал ни звука. Пустыря больше не было, а вместо него возвышалась грязная стена с деревянной дверью, бывшей когда-то темно-зеленого цвета.
Природная любознательность толкала Гарри вперед, к встрече с неизвестным, но наравне с нею голос разума предостерегал от опрометчивых действий. После минутного колебания, тянувшегося для Гарри часа три, чаша весов склонилась в пользу первой.

«Дорогой Гарри!
Ты читаешь данное письмо, а это значит, что я не дожил до радостного момента встречи с тобой. Пусть тебя не удивляет, что я знаю твое имя. Как ты, должно быть, уже знаешь, я твой прадедушка. Конечно, слова на пергаменте не смогут передать всего, что мне хотелось бы сказать, поэтому ограничусь главным, а остальное… Остальное подскажет сердце.
Итак, начну с тебя, Гарри, и с той чудовищной несправедливости, которая отняла у тебя несколько лет беззаботного детства и юности. Принятое на Совете магов решение было подписано с моего согласия, поэтому, я считаю, именно на мне лежит ответственность за все, что произошло с тобой. Тогда мне казалось, что будет лучше поступить именно так. Ты, наверное, уже понял, что волшебство – не только сказка для детей. Это мощная, существующая в действительности сила. Мощная и очень опасная. Многое о ней ты уже знаешь и сам, благодаря сонночарам. Но это был всего лишь сон. На самом деле наш мир немного другой, гораздо менее сказочный, чем тот, который тебе снился, хотя основы его одинаковы и там, и там. Волшебники зачастую практически ничем не отличаются от простых людей, живут среди них, пытаясь приспособиться к чужеродным законам. Так было всегда. Мы во много превосходим магглов, но при этом вынуждены считаться с ними, чтобы не возникало лишних проблем и конфликтов. В каждой стране издревле организовывались специальные школы, в которых маленькие волшебники учатся управлять своими способностями и поддерживать сложившиеся традиции в общении с другим миром. Все-таки нас меньшинство и мы должны уважать тех, с кем живем рядом.
Но много лет назад, задолго до твоего рождения, наш мир постигло несчастье – среди нас появился злодей. Нет, конечно, история знала многих плохих волшебников, но то, что задумал этот, не приходило в голову никому до сих пор. Жажда власти настолько захватила его разум, что он решил воспользоваться особым темным даром, который боятся использовать даже самые отпетые негодяи. Принявший этот дар становится очень могущественен, но при этом лишается всего человеческого, способности испытывать какие-либо чувства. Превращается в бездушную машину, сохранившую лишь какое-то одно желание, ради которого и принял дар. И нет преграды перед подобным монстром.
Когда был совершен обряд, злодей смог осуществить задуманное и сделал так, что во всем мире перестали рождаться дети-волшебники. Ему лишь оставалось уничтожить всех живущих магов, и он стал бы единственным обладателем магии на всем земном шаре. Страшно представить, какие беды ждали бы простых людей, не имеющих понятия о волшебстве.
И мы не могли не бороться с порождением зла, имя которому – Северус Снейп. Нам не на кого было надеяться, ибо дети наши стали обычны и их приходилось держать в неведении о том, кем являются их отцы, матери, бабушки и дедушки. Существует старое пророчество о победе горячей юности над ледяной старостью в дни, когда темное облако накроет мир. Оба противника должны быть волшебниками. А самому молодому из оставшихся магов в те годы стукнуло уже сорок пять. Надежд почти не оставалось, но мы продолжали надеяться. Я много ездил по разным континентам, прикрываясь маской профессора археологии. Изучал старинные рукописи и легенды, пытаясь отыскать любую мелочь, способную помочь нам. На восьмом году скитаний, в древних развалинах индейского храма мне удалось найти табличку с запечатленными на ней заклинаниями еще тех начальных времен, когда одним словом можно было управлять самой материей магии: уменьшать ее, уничтожать или возрождать.
Когда я вернулся домой, меня ждало радостное известие – родился ты, Гарри. И именно в тот миг я понял, как нужно было поступить.
Тайно проникнув к колыбельке, я произнес нужное заклинание и с тех пор стал незаметно следить за тобой. Все последствия спонтанных проявлений волшебных способностей приходилось сглаживать, чтобы ни твои родители, ни, что было крайне нежелательно, наш противник, не могли ничего заподозрить. Когда тебе исполнилось одиннадцать, произошло непредвиденное. Я заболел и не смог присутствовать при сильном всплеске магии, произошедшем неподалеку от этого дома. Но его оказалось достаточно для того, чтобы злодей забеспокоился. И он приложил все усилия к тому, чтобы уничтожить тебя. Авария была подстроена именно им. Ты чудом выжил, но никакой комы бы не было, если бы Общий Совет Магов, собравшийся по столь исключительному случаю, не решил временно изолировать тебя, защитив от палача. Мы устроили так, чтобы он не узнал, что ты остался жив, а тем временем усилиями лучших волшебников был создан сон, который мы постарались сделать как можно реальнее и полезнее для твоих будущих умений. Все заклинания, магические вещи, животные, все знания о нашем мире собрали в него. Но развивается он всегда по своим законам, и мы не властны над подробностями таких сновидений. Равно как и над тем, сколь долго он продлится: может года два, а может и все семь лет стандартного обучения.
Я пишу это письмо, чтобы ты знал, каким мы видели твое предназначение в волшебном мире. И затем, чтобы просить прощения за то, что взвалил на тебя тяжкую ношу без твоего согласия на то. Сейчас, когда на меня и на многих других устроена охота, я осознаю, насколько поспешно было то самое решение Совета, не давшее нам познакомиться друг с другом, провести вместе теплый летний вечер за чашкой чая где-нибудь в саду, полном ароматов и музыки природы. Осознаю, какую память о себе оставляю, сделав тебя волшебником вопреки природе и многого лишив. Тогда меня толкала забота о будущем волшебников, и я распорядился чужой жизнью. Сейчас согревает лишь надежда, что тебе будет не безразлична судьба магического общества.
Я оставляю тебе то, что хотя бы немного возместит содеянное мною – право выбора. На пергаменте, в самом низу, написаны 2 заклинания, которые проявятся в тот момент, когда письмо будет прочитано полностью. То, которое ты выберешь, надо будет произнести вслух. Первое означает, что ты отказываешься от всего, данного тебе мною, и становишься магглом, утратив все магические способности. В этом случае ты останешься с родителями и постепенно забудешь все необычное, что происходило с тобой до этого момента. Второе же слово означает вступление на путь борьбы, опасный и нелегкий. Тебе придется покинуть родной дом, скрываться и испытать еще немало лишений. Сколько пройдет времени, прежде чем тебе удастся справиться с противником – я не знаю».

На этом письмо обрывалось. Как только Гарри прочел все, пергамент пронизало бледно-фиолетовое свечение и на том месте, где только что была пустота, проявились два слова.
Гарри закрыл глаза. Наконец-то он знает правду. Но облегчения, которое, как надеялся Гарри, последует за выяснением всех обстоятельств, не последовало. Опять на него возлагаются какие-то надежды, опять рушится только-только установившееся равновесие. Письму он верил, и волна гнева, поднимавшаяся во время чтения, почти захлестнула его. Почему его не оставят в покое? Почему он должен обязательно нести ответственность за других? Почему?

Анна ла Бель Может, когда-нибудь ручки доберутся до всего этого добра . Очень бы хотелось, чтобы добрались - интересно ведь!

Хорошо написано, жаль, что не закончено.

Helene203
Zetta N.
Почти закончено. В смысле, по смыслу Собственно, пара абзацев, и продолжение ГП и последней главы звершено. А выверять и чистить до блеска - никакого настроения в последние месяцы.

Ладно, выложила и выложила. Разбор письмом пришлю. "Потом. Если ты этого захочешь." (с)

Анна ла Бель

Замечательно написано!!! А финал?

Southern
Давай

Elizabeth Jane Darcy
Спасибо. Да там почти финал.

Финала так и не было?

Natenka4758,
Мамочки мои, 2007 год! Это ж шесть лет назад! Я и не помню, что писала это. А мне понравилось ))) Про финал не скажу, не знаю

Здорово написано! Спасибо вам )))

Natenka4758,
Спасибо, что напомнили.